Детскому душевному стремлению к однозначности и простоте видео игры в бою отвечают полностью.

В данной ситуации абсолютно точно показано, кто именно будет врагом (жестокий враг на экране), какими именно средствами следует пользоваться в борьбе с ним, а также то, что играющий определенно является "настоящим и добрым".

Он подвергся нападению, он пребывает в условиях вынужденной защиты оправданной законом ситуации, когда снимается табу на агрессию.

При этом самое важное, собственные средства уничтожения в этом сказочном мире проявляют себя как положительные, более того, они даже вплетены в ткань компьютерной игры как оправданно нужные для выживания методы. 

Если же в реальной ситуации мальчик или девочка имеет возможность показывать собственные чувства лишь таким образом, как это ему дозволяют педагоги, то во время игры он имеет возможность без всяких запретов и ощущения вины отдаваться не сдерживаемой агрессии благодаря показанным структурам игры.

В результате видео игры не имеет место уничтожение любимого объекта (например, одного из родителей), не глядя на присущую амбивалентность чувств к тому.

Фактическое же нападение на своих родителей означало бы причинение настоящего вреда личному их миру, например, потерю какой-либо надежды на ласку и защиту родителей.

Но человек взрослый, оставаясь в абсолютной уверенности, что он делал все лучшее для блага своего ребенка, обязательно с ужасом воспримет столкновение с фантастической битвой ребенка на мониторе.

Получается, что этот инфант - результат его заботливого воспитания?

Считая самого себя миролюбивым воспитателем, он изумится, как же могло произойти, что чадо его ведет себя настолько разрушительно.

Это извращенное стремление чада к садизму и подавлению может иметь корни исключительно где-то у других: у других детей, в телевидении, в прогнившей системе ценностей коммерциализованного социума и так далее.

Такого рода поведение его ребенка проявляется в нем жестоким ударом по его самовосприятию как воспитателя.

Получается, и он также испытывает желание сделать ситуацию однозначно трактуемой, в частности, в отношении индивидуальной самооценки - "но ведь я делаю все самое лучшее для любимого чада"!

Только совсем немногие люди реально могут позволить себе признать существование темных плоскостей собственной души или даже разрешить себе проявлять их в реальных действиях, но никак не по отношению к чаду, которого они очень любят от всего своего сердца.

Немалая часть людей имеют свойство отрицать в самих себе все злобное, травмирующее и переносить все это на какого-нибудь недруга, пребывающего где-то далеко.

И они вдруг находят ясное подтверждение этому методу защиты от тяжелых переживаний в действиях и словах иных людей, совместно с которыми они формируют огромный защитный забор, ограждающий их от зла.

Но и они - почти как дети - мечтают, чтобы накопленное ими оружие не привело ни к чему критичному, не подвело к войне.

И у них существуют лишь мысли о войне.

И убежденности их реальные маневры с реальным оружием являются всего лишь "игрой".

Имеющиеся особенности обращения с прямо противоположными чувствами мощно выражаются в их поведении с партнером, в частности, в отношениях на раннем этапе дитя и его мамы.